Хранить вечно, или О чем молчит бумага

В специальном государственном архиве информационно-аналитического центра ДВД Карагандинской области хранится больше десятка тысяч дел репрессированных. Каждая пожелтевшая от времени страница являет собой не что иное, как историческое подтверждение эпохи жестоких, нечеловеческих расправ, когда своих истязали хуже, чем чужих.

Навсегда погубленные судьбы

В архиве собраны дела репрессированных, осужденных по статье 58 Уголовного кодекса СССР «Враг народа» и приговоренных к 25 годам трудовых лагерей либо к высшей мере наказания – расстрелу. В настоящее время на архивных полках покоятся около 12 тысяч дел репрессированных. При этом не все из них были реабилитированы.

- Из общего количества выделяется более 9 тысяч дел реабилитированных, более тысячи дел – не подлежащих реабилитации, более полутора тысяч фильтрационных материалов – это люди, которые во время войны попали в плен, а потом здесь проходили фильтрацию, то есть проверку, - рассказывает главный специалист спецгосархива информационно-аналитического центра ДВД Карагандинской области Инна Тимофеева.

Массово реабилитировать жертв политических репрессий начали после выхода в 1991 году соответствующего постановления правительства. Окончательные решения о реабилитации выносил суд. Как правило, нереабилитированными остались только те люди, которые во время войны перешли на сторону противника.

Сотрудница архива одинаково жалеет всех пострадавших в те суровые времена, даже солдат Туркестанского легиона. В ее память глубоко врезалась история 21-летнего парня, попавшего в вооруженное формирование вермахта по своей юношеской неопытности.

- Молодого человека вывозили в Берлин, водили в рестораны, в магазины, показывали, как люди там хорошо живут. Убеждали: если вступишь в легион – будешь жить хорошо, матери будет высылаться паек. По сути, он был обыкновенным пушечным мясом, которое выставляли в первые ряды. Кто не погиб – тот попадал потом в плен. Его забрали англичане, был освобожден американскими войсками и направлен на родину. Сидел в Астраханском лагере, потом сюда отправили. Сколько этапов прошел! У людей так сильно судьбы поломаны, - сочувствует Инна Тимофеева.

Помимо этого, на архивных полках покоятся личные дела бывших сотрудников ДВД и многие другие ведомственные документы, переставшие быть актуальными. Всего архив включает в себя более 92 тысяч дел.

Под грифом «секретно»

До 2014 года упомянутые дела хранились в архиве КНБ. Сюда перешла часть дел, которые были заведены в период времени с 1918 по 1953 год.

За последние три года сотрудники архива изучили все дела. Краткие сведения о репрессированных: место проживания до ареста, кем арестован и по какой статье, мера пресечения, информация о реабилитации - были внесены в международный информационный банк «Мемориал».

- Эти дела имеют гриф «секретно», часть из них сегодня рассекречена, но часть остается под грифом. Поэтому, когда родственники приходят и хотят почитать дело, мы не все им даем. Если в деле есть хотя бы одна бумага, которая не рассекречена, мы не можем показать. По репрессированным у нас хранятся дела уголовно-следственные, в которых описывается сам процесс, когда работали с человеком и выясняли, насколько он виновен или не виновен. Поступала информация: человек – враг народа. Начинались допросы, следствие, приглашались люди, которые давали показания. В этих документах есть полный расклад всех участников дела: фамилия, имя, отчество, где проживали, кто их родственники. Во избежание выяснения отношений до сих пор анкетные данные тех, кто давал показания, засекречены, - поясняет собеседница.

Инна Тимофеева входит в состав комиссии по рассекречиванию дел репрессированных, назначаемой комитетом национальной безопасности.

- Мы собираемся в областном архиве и там рассматриваем дела, которые подлежат рассекречиванию. В прошлом году рассекретили часть дел, которые касались заключенных Степлага. Одним из таких сидельцев был Чижевский. Свою лампу он изобрел в лагере. Его дело состоит из нескольких томов. В 15 странах мира Чижевский был признан как ученый, и все писали сюда, чтобы не уничтожали его труды, чтобы дали возможность дальше продолжать работать, - поведала специалист.

Тарелка супа ценою в жизнь

Инне Тимофеевой с трудом даются рассказы о судьбах людей, единственные доказательства ужасающих мучений которых остались пылиться только на стеллажах архива. Когда специалист начинает говорить о загубленных жизнях, ее глаза невольно наполняются слезами.

- Вообще, все дела очень тяжелые. Какое дело ни возьми, везде горе. Потому что наш народ тогда переживал страшное время. 1931-1933 – годы великого голода, когда в аулах повально умирали от нехватки еды. Еще и свои убивали. Одного работника столовой расстреляли за то, что он просто накормил голодного тарелкой супа, - ужасается специалист.

Когда Инна Тимофеева открывает дела, в ее воображении воскресают образы давно погибших людей.

- Думаю: надо же, человек просто хотел накормить голодного. На него донесли. Было расследование. Из-за того, что он эту тарелку супа отдал, не поел рабочий на фабрике или на шахте, от этого план не был выполнен полностью. Такие обороты использовались. Все. Расстрелять. Приговор приведен в исполнение. Максимум на весь процесс уходило семь дней, потом было заседание особой тройки НКВД, и человека просто расстреливали, - дополняет она.

Портрет с подвохом

Наиболее сильное впечатление на Инну Тимофееву в первое время работы с репрессированными произвело дело сотрудника НКВД, которого упрятали в лагерь за то, что ему не посчастливилось стать заложником случая.

- Он пришел в общежитие рабочих, на стене висел портрет. Портрет лежит в деле до сих пор, - рассказывает работник хранилища. - Спросил, что это за портрет. Ответили: «Тухачевского». Этот человек был объявлен врагом народа. Гость сорвал изображение и помял, приказав убрать. На самом деле, на портрете был запечатлен генерал. На этого человека тут же написали донос. Этот смятый портрет приложили. Человек на 10 лет попал в лагеря.

Сотрудница ДВД поражается тому, как было тяжело жить в те времена. За любое неправильно понятое слово или действие люди могли стать узниками лагерей или лишиться жизни.

- Многие писали из зависти. Если была лошадь, писали, что человек из байского рода, жирует, скрывает доходы от советской власти. И его забирали. Применяли такие методы, что человек был готов сознаться в чем угодно, чтобы его оставили в покое. Но как только он признавался – для него это был приговор, - констатирует Ирина Тимофеева.

Не менее сильно хранительницу архива потрясла история Розалии Ковач – девушки, арестованной по причине того, что ее отец был знаком с Александром Солженицыным. Розалия родилась в Филадельфии, училась в России, там же занималась преподаванием. В описи документов значатся совершенно обычные на вид книги, но запрещенные к чтению. Она получила 25 лет лагерей и отсидела, что называется, от звонка до звонка, после освобождения осталась жить в Караганде.

Экскурсия в архив

После разговора Инна Тимофеева предложила спуститься в архив. Правда, место, где мы оказались, служит вместилищем для ведомственной документации. Зато принцип размещения материалов здесь точно такой же – на полках стеллажей, тянущихся под самый потолок, в несколько рядов выставлены коробки. На каждую из них нанесена соответствующая надпись, помогающая найти нужное дело из десятков тысяч похожих. Хранилище дел репрессированных размещается на 70 квадратных метрах в Центральном отделе полиции. Основной же архив занимает площадь 370 квадратных метров.

К работе с бумагами работницы архива – здесь трудятся исключительно представительницы прекрасного пола – относятся с предельной щепетильностью. Все дела, переехавшие в архив ДВД из архива КНБ, имеют типографскую надпись «Хранить вечно».

- Это дела постоянного хранения, которые не уничтожаются. Если по ошибке дело зальешь не в тот фонд, то все - пиши пропало. Повезет, если оно найдется случайно, - говорит Инна Тимофеева, показывая на лабиринты стеллажей.

Архивный работник поясняет: в хранилищах постоянно поддерживаются необходимые для вечного хранения условия. Влажность, температура, свет, вентиляция – каждый из этих параметров имеет огромное значение.

- Все дела поступают в хронологическом порядке, каждая категория дела относится к определенному фонду. Этот фонд – личные дела бывших сотрудников, - указывает собеседница. - Точно в таких же коробках хранятся дела по репрессированным в другом здании. Здесь не было места.

Стоит отметить, что не все репрессированные, чьи дела хранятся в спецгосархиве ДВД, отбывали наказание в Карлаге.

- В некоторых делах написано «Рыблагерь». Это Россия, Дальний Восток. Тогда была общая система, сеть лагерей. Все подчинялись одной Москве. Кто-то здесь оставался, кого-то высылали дальше, - уточняет Инна Тимофеева.

Фатальная встреча

С некоторыми делами специалист ознакомила наглядно. Например, с делом Ивана Федоровича Шеффера. В его анкетной карточке содержатся сведения об окончании двух институтов в Риге и Москве, работе инженером-архитектором. Из столицы вместе с семьей – женой и двумя детьми - мужчина был переселен в колхоз имени Доскея близ Караганды. За контрреволюционную агитацию пораженческого характера был арестован 28 октября 1941 года.

К делу приложена фотография, с которой обреченным взглядом смотрит поникший от горя человек. Вообще, фотографии были для того времени почти что непозволительной роскошью, поэтому не во многих делах они имеются.

«Я неоднократно говорил: за 23 года моей честной работы я был награжден советской властью тем, что меня выслали в Казахстан. Высланным немцам не разрешали проживать в промышленных городах, как, например, в Караганде. Разместили в сельской местности, в колхозе. Не мог получить работы по специальности. А должен был работать на полевых сельхозработах», - пояснял он следствию причины своего поступка. Слова были внесены в протокол допроса арестованного.

Фатальной для Ивана Федоровича оказалась встреча с двумя девушками по возвращении из Караганды, куда он отправлялся на поиски работы. Раздосадованный очередной неудачей, мужчина пожаловался попутчицам: «Немцы к населению относятся хорошо, никаких издевательств не применяют, даже к советским партработникам».

Девушки написали донос. В обвинительном заключении значится: «Проводил контрреволюционную агитацию пораженческого характера в пользу фашистской Германии, распространяя провокационные слухи и предсказания якобы о неизбежной победе Германии над СССР в настоящей войне». Ивана Федоровича приговорили к высшей мере наказания - расстрелу с конфискацией имущества.

До момента обращения в архив родственники не знали, какая участь его постигла за колючей проволокой. Спустя почти полвека, в 1990 году, Иван Федорович был реабилитирован.

Вопрос без ответа

Инна Тимофеева занимается подготовкой архивных справок по запросам, которые приходят со всего света. Информацию запрашивают как заинтересованные организации, так и частные лица. За последний квартал специалисты обработали 39 заявок.

Наиболее масштабным среди них стал запрос из Темиртауского краеведческого музея. Сотрудники архива подготовили информацию о 182 жителях города металлургов, попавших под молотки времени. Позже копии документов были представлены на выставке.

На втором месте по численности оказался запрос, пришедший от общественного объединения из Чечни. Так, были подняты дела 42 человек. Особенно сильно сотрудницу архива поразила история трех подростков, сосланных в Карлаг за изготовление плаката. Двое из них к тому моменту учились на первом курсе училища, третий – оканчивал школу. В деле значится, что они подготовили настенный рисунок с антисоветскими лозунгами. За это каждый был осужден на 25 лет лагерей.

- В деле не расписывается, что это были за лозунги, но пишется, что вся работа была антисоветской, - замечает собеседница.

Как говорит Инна Тимофеева, за всеми, кто прибывал в лагеря, закреплялись наблюдательные дела. Многие заключенные через несколько лет подавали на апелляцию. Кому-то, как трем парням-чеченцам, «везло» – срок сокращали на 10, а то и 15 лет. Но гораздо больше тех людей, кто отсидел полные 25 лет.

По словам сотрудницы архива, чтобы получить информацию о репрессированном, частному лицу необходимо подтвердить родство. Но если подтверждение отсутствует – запрос все равно рассматривается. Специалисты заглядывают в дела, чтобы проверить, писал ли арестант о своих родственниках.

Когда родственники получают архивную информацию, не могут сдержать слез. Если раньше за справками чаще обращались дети репрессированных, то сейчас – внуки и правнуки. В окружении Инны Тимофеевой тоже есть люди, чьи бабушки и дедушки попали под репрессии.

- Все родственники репрессированных задают один и тот же вопрос – место и время захоронения. Но в этих делах таких сведений нет. Если подобная информация и была когда-то, я думаю, эти документы благополучно были уничтожены, - с сожалением произносит собеседница.

Инна Тимофеева рассказывает, что в те страшные времена так называемых врагов народа не хоронили по общепринятым обычаям.

- Мне кажется, их просто выбрасывали вдоль дорог и закапывали. Жители боялись забирать к себе тела для проведения похорон, в таком случае их тоже могли расстрелять как соучастников, - заключает она.

Живя под мирным небом, имея все, что необходимо для спокойного и безбедного существования, мы часто сердимся на несправедливость судьбы. При этом нам не довелось испытать даже малой толики нечеловеческих страданий, тяжелым грузом упавших на плечи ушедших соотечественников. И все же хорошо, что те страшные страницы истории давно закрылись, а напоминания о минувших ужасах обрели место на полках архива. Поэтому нашим святым долгом остается сохранение памяти о безвинно осужденных людях, чьими непосильными трудами была вымощена дорога в светлое будущее потомков.